
Занимательная лингвистика

Пару лет назад в "Что Где Когда" меня поразил вопрос, благодаря которому я узнал о книге "Живой как жизнь" Корнея Чуковского. Я не помню точную формулировку - кажется, телезритель задавал знатокам вопрос о том, какой тезис Корней Чуковский обосновал стихом Пушкина:
«Летит кибитка удалая,
Ямщик сидит на облучке,
В тулупе, в красном кушаке»
Знатоки обсуждали разные версии, и я не уверен, что они ответили правильно - кажется, считали слоги в словах, вспоминали ямб и хорей, или обсуждали идею, что в этих строках встречаются слова, значение которых не понимают современные поколения школьников. Ответ убил - оказывается, Корней Чуковский привёл это четверостишие в защиту иностранных заимствований в русской речи.
С тех пор я несколько раз встречал ссылки на эту книгу у разных людей в сети "Интернет", выступающих в защиту языковых заимствований. Мне, как любителю чистой русской речи и противнику заимствований, казалось это странным, но за спиной моих оппонентов нависал авторитет Корнея Чуковского. Я не брался с ним спорить заочно, тем более до тех пор, пока сам не прочитаю первоисточник. Я некоторое время опасался чтения этой книги, как обычно избегают встречи с чем-то, что может пошатнуть и перевернуть привычные представления о каких-то вещах, или напротив, разочаровать в уважаемом человеке, но всё-таки я эту книгу прочитал. И это чтение стало для меня лакомством.
Некоторые главы напомнили мне детский восторг от чтения заметок Артемия Лебедева о русском языке в его "Ководстве" или "Живом журнале", которые я читал и любил в их (и в свои) лучшие годы; только более обширно, более аргументировано и структурировано, более авторитетно, в конце концов. Думаю, если бы я встретил эту книгу в свои пятнадцать лет, она произвела бы на меня колоссальное впечатление. Многие мои опасения об этой книге не оправдались, и забегая вперёд, как я и ожидал, позиция Корнея Чуковского по заимствованным словам была моими оппонентами сильна упрощена и лишена контекста. Но обо всём по порядку.
Прежде всего, это очень сильно идеологическая книга, гораздо более политизированная, чем я ожидал. В ней очень много Союза и Ленина. Некоторые суждения о допустимости в речи одного и недопустимости другого и вовсе обоснованы тем, что именно так говорил или писал сам Ленин (и это уже чересчур!). Но я не берусь клеймить как пропаганду или давать моральные оценки - думаю, Корней Чуковский действительно мог быть искренне очарован в те годы авангардной мечтой о строительстве нового социалистического мира (хотя книга была написана в шестидесятых), а для нового мира полагаются и новый образ мышления, и новый язык, и новые слова и термины. Это оставляет послевкусие, но эту особенность книги нужно принять как есть. По меньшей мере, эта книга - прекрасный памятник эпохе и советскому новоязу.
Книга состоит из десяти глав, связанных между собой. К концу книги меняется настроение повествования: то, что Чуковский проповедует в начале книги, я бы назвал лингвопозитивом - он размывает понятие правильности и того "как надо", защищает заимствования, аббревиатуры, сокращения слов, изменение значений, разговорные слова и регионализмы; но в конце книги он разгромно критикует безграмотность, рассуждает в более широком смысле о душевной нищете и убожестве психики, которые приводят к речевой безграмотности.
"Мнимыми болезнями" языка Чуковский называет заимствованные иностранные слова, аббревиатуры и вульгаризмы. С вульгаризмами всё понятно, но насчет первых двух возникает чувство, что Чуковский защищает их лишь потому, что их вред и минусы и так всем очевидны, и обсуждать там особо нечего. И я не разобрался до конца, насколько это впечатление ошибочно.
"Подлинными болезнями" языка, помимо нарушения "чувства сообразности и соразмерности", Чуковский называет канцеляризмы и шаблоны в речи. Эти две главы (шестая и седьмая - "Канцелярит" и "Школьная словесность") стали для меня такой же встряской и бодрящей прививкой от косноязычия, как выборочное чтение "Пиши сокращай" много лет назад - захотелось перечитать свои тексты и удалить половину штампов и шаблонов, которыми я иногда грешу.
В главе "Школьная словесность" Чуковский резко критикует штампованный и формализованный подход к преподаванию словесности детям, его рассуждения очень эмоциональные, чувствуется сквозь текст его боль от казённого преподавания литературы в школах. Вдвойне забавно, как его тезисы перекликаются и совпадают с рассуждениями тех, кто сегодня критикует современную школу или ЕГЭ, но приводит как пример образцового преподавания советские школы времён Чуковского.
* * *
С одной стороны, Чуковский выступает за саморегуляцию языка. Если очередное языковое "уродство" принимает народ, если оно ассимилирует в языке, обрастает оттенками смыслов и служит для дополнительной образности и красочности речи - значит, оно достойно быть в языке.
Но с другой стороны, Чуковский не отказывает себе в языковом снобизме и прямо пишет, что не приемлет многие из новомодных слов и делает однозначные выводы о низком уровне образованности тех, кто такие слова использует.
Чуковский часто упоминает, что использование слов должно быть продиктовано стилем, контекстом, "чувством сообразности и соразмернности". Спасибо, но можно как-нибудь конкретнее? У Чуковского есть ответ: если что-то не понятно в допустимости языковых явлений, если у коллективного советского народа остались сомнения - читать, слушать и равняться на то, как писал и говорил Ленин. Конечно, я утрирую, но ощущение примерно такое.
На середине становится понятно, что Чуковский как бы рассуждает с двух разных точек зрения - в краткосрочной перспективе нужно следовать нормам и правилам, если не желаешь прослыть неучем (но не забываем: сообразно и соразмерно контексту); но в долгосрочной перспективе всё, чего ты избегаешь сегодня, и что кажется языковым уродством, имеет неплохие шансы закрепиться в языке и пустить корни, но и это только укрепит и улучшит средства художественной выразительности. Так-то оно так, но тоже не самые ценные тезисы, и так понятно: всё в жизни скоротечно, всё меняется, всё проходит - пройдёт и это, вместе с его языковыми нормами.
* * *
За всем тем, книга читается очень легко и с большим удовольствием, язык очень доступный, повествование динамичное. Читать весело! Чуковский приводит много примеров устаревших и заимствованных слов, или слов которые изменили своё значение за последние века, и эти примеры были особенно интересными.
Чуковский цитирует своих читателей, которые направляют ему свои взволнованные письма или раздосадованные кляузы о том, свидетелями каких языковых нарушений и несправедливостей они стали. От такой подачи в некоторых местах веет откровенной задорновщиной, но в целом читать этот диалог писателя и читателей очень захватывающе.
Чуковский для аргументации цитирует многих писателей и поэтов. Он не только приводит примеры из художественных произведений, но и делает ссылки на популярные труды о лингвистике других авторов - от Белинского до современников Чуковского - и по аналогии с занимательной физикой, называет эту литературу занимательной лингвистикой. Мне понравился это термин, и я вынес его в название моей заметки. Когда в будущем я захочу почитать что-то в жанре занимательной лингвистики - я обращусь к сноскам в "Живой как жизнь" Чуковского.
Несмотря на идеологическую ангажированность, и на то, что в некоторых местах я не согласен с тезисами или аргументами Чуковского (рационально или субъективно) - но я очень доволен знакомством с книгой, читал её с большим удовольствием, и очень советовал бы её к прочтению всем сочувствующим и интересующимся русским языком.
"Живой как жизнь" стала напоминанием, что язык - это инструмент для решения задач, а не музейный экспонат. С годами меняются задачи - меняется и сам инструмент.
Ханжеское отстаивание языковых норм (актуальных на какой-то момент времени) - это увлечение для фанатиков-пуристов, которых можно сравнить с любителями hifi-аудиотехники, которые вкладывают огромные ресурсы в дорогостоящую аппаратуру, чтобы добиться идеального звучания, но не обращают внимания на саму музыку, которую слушают. Не даю оценок - это иррационально, но это нормально. Это всё имеет место быть, но это развлечение на любителя.
Живой как жизнь. О русском языке - цитаты из книги
Так как в нашу эпоху обновление речи происходит очень уж бурными темпами, блюстители ее чистоты со своей стороны принимают героические меры, чтобы хоть немного сдержать небывалый напор новых оборотов и слов, хлынувших с неистовой силой в нашу разговорную и литературную … Читать далее >>>
Вообще, как мы только что видели, с блюстителями чистоты языка такое случалось не раз: стремясь очистить нашу речь от сорняков, они то и дело прихватывали и добрую траву, и тучный колос.
Федор Гладков, например, восстал и в печати, и с … Читать далее >>>